Международный неврологический журнал 6 (76) 2015

Очень краткое содержание для читательского дневника

Зимой 1918 года доктор Бомгард получил от своего приятеля, доктора Полякова, письмо, в котором тот сообщал, что болен, и просил Бомгарда приехать. Бомгард собрался ехать, но ночью в больницу привезли застрелившегося Полякова. Перед смертью самоубийца сказал, что тетрадь оставляет Бомгарду.

Тетрадь представляла собой своеобразную историю болезни, написанную в форме дневника. Оказалось, что Поляков был в зависимости от морфия. Сначала вколола раствор морфия ему фельдшерица, чтобы избавить от сильной боли в желудке. Потом он сам начал делать с ним уколы, так как хотел забыть свою семейную драму (от него ушла жена).

Через некоторое время Поляков понял, что он не сможет преодолеть болезнь, от которой начиналась нравственная деградация его личности, и застрелился.

Через 10 лет его записи опубликовал Бомгард, посчитав их полезными для людей.

Однажды Хемингуэй поспорил, что способен написать самый короткий рассказ…

…и не написал его. Потому что никакого спора не было.

В оригинале этот апокриф звучит так: For sale: baby shoes, never worn («Продаются детские ботиночки. Неношенные»). Именно это якобы написал Хемингуэй, пообещав друзьям показать рассказ, «способный растрогать любого».

Эту историю обычно используют как пример желаемой лаконичности в прозе, о которой еще писал Чехов, и как пример идеально вычищенного литературного стиля.

Спору нет, Хемингуэй — мастер словесности и умел одной деталью сказать многое (рекомендуем в связи с этим

рассказ

«Холмы как белые слоны»). Но все же автором истории о «ботиночках» был не он.

В 1917 году нью-йоркский репортер Уильям Кейн набросал черновик очерка об убитой горем женщине, которая потеряла ребенка. Кейн думал над заголовком и вдруг его осенило: «Little Shoes, Never Worn». В его версии ботиночки не продают, а дарят, что давало матери некоторое утешение — хотя бы кому-то обувь точно пригодится.

История повторялась еще несколько раз, затем ближе к концу века ее подхватили авторы книг по писательскому самопродвижению и литературному мастерству, и наконец легенду об авторстве Хемингуэя поддержал фантаст Артур Кларк.

Wikimedia

Трудно сказать, почему главным героем истории внезапно стал Хемингуэй. Предположить можно, что дело в статусе писателя: Хемингуэй одним из первых стал давать писательские советы, на него до сих пор молятся преподаватели креативного письма и литературные агенты. История про ботиночки добавляет Хемингуэю лоск гения, который способен в одну маленькую деталь вложить целый мир. Конечно, с никому не известным репортером такой фокус провернуть не получилось бы.

Книги

Рабство, насилие и деградация: как писатели американского Юга пытаются переосмыслить свою историю

Федор Достоевский был педофилом

В главе «У Тихона» в романе «Бесы» Николай Васильевич Ставрогин совращает малолетнюю крестьянку Матрешу, которая позже совершает самоубийство. Неизвестно, кто первым пустил слух, что сцена эта появляется в романе не просто так, а в связи с некоторыми обстоятельствами из жизни Достоевского, но существуют как минимум два параллельных источника, которые об этом «грехе» писателя повествуют. Первый:

письмо

литератора Николая Страхова Толстому от 28 ноября 1883 года, в котором Страхов просит Толстого оценить свежеизданную автором письма биографию Достоевского. Толстой любил романы Достоевского и сетовал, что им так и не удалось поговорить при жизни последнего. Так или иначе, в письме Страхов упоминает странный эпизод: дескать, биограф Лермонтова Павел Висковатов рассказывал Страхову, будто Достоевский «похвалялся, что соблудил в бане с маленькой девочкой, которую привела ему гувернантка».

Это преступление Страхов упоминает как бы между прочим, в ряду других «прегрешений» Достоевского, так что его рассказ можно было бы отмести как речь предвзятого человека. Но об этой же истории слышал и журналист и писатель Ироним Ясинский, который в своих мемуарах вспоминает, откуда явился слух о «сластобесии» Достоевского. Якобы об этом Тургеневу рассказал сам Достоевский, описав, как совратил четырнадцатилетнюю дочь гувернантки, будучи в Швейцарии. А потом внезапно прервал рассказ и добавил:

У Достоевского было странное чувство юмора, и современники отмечали, что он подобные шутки любил. Да и вдова Достоевского Анна возмущалась публикацией письма Страхова, категорически отвергнув подозрения в адрес ее мужа.

SALT-collage

Специалисты склоняются к версии Ясинского: одна «шуточка» Достоевского вышла из-под контроля и стала мемом. Сыграла роль и зацикленность Достоевского на моральной чистоте, донимавшей его не меньше, чем Толстого, а самым страшным грехом Федор Михайлович считал как раз совращение малолетних.

Словом, «душа у Достоевского была загадочная», как справедливо заметил Ясинский.

Михаил Булгаков был наркоманом

«Спасибо морфию за то, что он сделал меня храбрым. Никакая стрельба мне не страшна. Да и что вообще может испугать человека, который думает только об одном — о чудных, божественных кристаллах». Звучит, как исповедь наркомана, который знает, о чем говорит. Хотя, вообще-то, нет.

Булгаков действительно был морфинистом. В 1917 году юный врач (все рассказы Булгакова из «Записок» основаны на реальных событиях) оперировал больного дифтерией младенца. Пытаясь спасти ребенка, Булгаков разрезал ему горло и через трубку отсасывал дифтеритные пленки. А потом, чтобы обезопаситься, ввел себе противодифтерийную вакцину. Это решение привело к страшным болям и некоторым другим побочным эффектам, и чтобы облегчить боль, будущий писатель принял дозу морфина. Позже употребление морфия стало регулярным. Сам Булгаков в зависимость не верил: дескать, врач не может стать зависимым благодаря своим знаниям — но страсть к наркотику едва не стала фатальной, если бы не жена: она втайне разбавляла дозы морфия, постепенно уменьшая количество вещества, которое употреблял писатель. Уже через год Булгаков от привычки избавился.

Кадр из фильма «Морфий». Courtesy photo

Но, возможно, в определенный момент жизни он к ней вернулся. Несколько лет назад ученые

обнаружили

следы морфия в рукописях «Мастера и Маргариты», над которыми писатель работал в 1936–1940 годах. Впрочем, доподлинно об употреблении наркотиков писателем в этот период времени неизвестно.

Зачем же придумывают байки о писателях? Очевидно, мифы появляются не сразу: должно пройти какое-то количество времени, иногда десятки лет, прежде чем фигура автора обрастет апокрифами. Таким образом, писатели становятся как бы фигурами фольклора: героями, с которыми происходили легендарные события. Кроме того, становясь фигурами культурных мифов, писатели как бы отделяются от своего «земного» образа — а этот зазор кажется нам противоестественным, требующим срочно его чем-нибудь наполнить. Немаловажным фактором становится и антропологический: с поколениями меняется и представление о нормах, и для постсекулярного общества XXI века строгие моральные принципы Толстого и Достоевского могу звучать укором, которому хочется сопротивляться — хотя бы на уровне разрушения легенд.

Как бы то ни было, а до сих пор не изобретено лучшего способа поговорить с писателями прошлого, чем чтение их книг. Благо авторы из нашей подборки оставили вполне достойные образцы.

Принцип действия

При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит, черные птицы перелетают с обнаженных ветвей на ветви, а вдали лес щетиной ломаной и черной тянется к небу, и за ним горит, охватив четверть неба, первый весенний закат.

Михаил Булгаков, «Морфий»

Влияние опиоидов на организм огромно и очень разнообразно. Например, эти вещества одновременно вызывают обезболивание, эйфорию, седацию, угнетают дыхание, подавляют кашель и вмешиваются в работу эндокринной системы. А сами опиоидные рецепторы разбросаны по разным частям нервной системы и всего организма. 

Это позволяет веществу оказывать множественные влияния на организм, причем на разных уровнях. Самые известные из этих влияний — обезболивание и чувство эйфории. Как же этот процесс происходит на самом деле? 

То, как морфин подстраивает под себя «систему поощрения» организма, ученые хорошо знают. Этот процесс оказывается связан со стимуляцией структур в мезолимбической системе: ингибирование высвобождения тормозного медиатора ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты) снимает блок с дофаминергических нейронов, а это в свою очередь приводит к высвобождению дофамина в прилежащем ядре и вызывает чувство эйфории.

Булгаков и самоубийство

Еще один миф о Булгакове связан со смертоносным оружием. В своих мемуарах литературовед Владимир Лакшин приводит рассказ третьей жены Булгакова Елены Сергеевны о том, как Булгаков в самое тяжелое время, когда он практи­чески был объявлен вне закона, собирался стреляться, а потом передумал и в знак судьбоносных перемен выбросил револьвер в пруд:

У нас нет других прямых свидетельств об этом случае. Достоверно известно лишь одно: револьвер (или браунинг) был важным мотивом в жизни Булгакова и постоянно повторяющейся деталью в его произведениях.

У самого Булгакова был, по-видимому, браунинг еще со времен Гражданской войны: его упоминает его первая жена Татьяна Лаппа, описывая их киевскую жизнь в 1918 году. Именно браунинг фигурирует в рассказе «Вьюга», главный герой которого, молодой врач, заблудившись в метель, отстреливается от стаи волков. В другом произведении, «Я убил», врач Яшвин рассказывает, как он из браунинга застрелил жестокого полковника, истязавшего людей.

Оружие у Булгакова тесно связано и с темой самоубийства. Из браунинга застрелился доктор Поляков в повести «Морфий»; о самоубийстве размышляет (и крадет браунинг у друга) главный герой и альтер эго автора писатель Максу­дов в романе «Записки покойника»; Воланд в одной из редакций романа «Ма­стер и Маргарита» дает поэту револьвер.

Михаил Булгаков (лежит в центре) с матерью Варварой Михайловной, братьями и сестрами и другом Борисом Богдановым (крайний справа) на даче в Буче. 1900-е годы

Сам Булгаков в юности стал единственным свидетелем самоубийства школь­ного товарища, с которым он сидел за одной партой. Эта смерть потрясла Булгакова-врача. Татьяна Лаппа вспоминала позднее:

В феврале 1940 года смертельно больной писатель спрашивал жену Елену Сергеевну: «Ты мо­жешь достать у Евгения  То есть у Евгения Шиловского, крупного со­ветского военачальника, бывшего мужа Еле­ны Булгаковой. револьвер?»

Мысль о самоубийстве впервые появилась у Булгакова в 1930 году: доведенный до отчаяния, фактически погибающий («мой корабль тонет») писатель написал знаменитое письмо правительству СССР. В очень откровенном и подробном письме Булгаков объяснял полную свою невозможность быть писателем в СССР, пророчил собственную скорую гибель и просил отпустить его за грани­цу. Письмо было адресовано в том числе Сталину, Молотову, Кагановичу, Ка­линину и Ягоде. В дни, когда писатель напряженно ждал ответа и решения своей участи, пришло известие о самоубийстве Владимира Маяковского. 18 апреля в квартире Булгакова раздался телефонный звонок, и уже на следую­щий день Булгакова приняли на работу во МХАТ ассистентом-режиссером.

Возможно, в действительности Булгаков не выбрасывал револьвер в пруд после решающего звонка. Мы даже не знаем точно, приехал ли он в Москву с брау­нингом, или оружие кануло в Лету вместе с окончившейся Гражданской вой­ной и приключениями Булгакова на Кавказе.

Несомненно одно: весной 1930 года Булгаков был готов к смерти, и самоубий­ство виделось ему почти единственным выходом из невыносимого положения.

МАСТЕРСКИЕ ФОБИИ

Литературное «альтер эго» Булгакова – Мастер – не производит впечатление психического здоровья. Рассказ Мастера о развитии у него психического расстройства словно списан с учебника психиатрии. После неудачи с публикацией романа и обрушившейся критики «нашла на меня тоска и появились какие-то предчувствия… А затем… наступила третья стадия – страха… я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания. Мне казалось, в особенности когда я засыпал, что какой-то очень гибкий и холодный спрут своими щупальцами подбирается непосредственно и прямо к моему сердцу. И спать мне пришлось с огнем». Во время особенно сильного приступа страха он «стал человеком, который уже не владеет собой. Я вскрикнул, и у меня явилась мысль бежать к кому-то… Я боролся с собой как безумный… страх владел каждой клеточкой моего тела».

Мы видим характерное описание фобического невроза, когда пациент испытывает страхи и при этом вполне критично относится к ним, ищет помощи. Предположение об автобиографичности образа Мастера после такого психопатологического анализа приобретает еще большую достоверность. Булгаков в 20–30-х годах страдал столь же выраженными фобическими расстройствами. Но в отличие от Мастера, который заявлял, что он «неизлечим» и что в психиатрической больнице «очень и очень неплохо», Булгаков настойчиво лечился и достиг заметного улучшения.

Можно предположить, что писатель попытался изобразить портрет советского интеллигента того времени, к которым причислял и себя, со всеми присущими его поколению переживаниями, страхами и гонениями. Булгаков лукавил, когда писал в своей автобиографии: «И я затерялся между пролетариатом как какой-нибудь, извините за выражение, атом».

Гении не теряются, и рукописи их не горят. Но часто мы позднее, чем хотелось бы, знакомимся с их произведениями. Роман «Мастер и Маргарита» долгое время «ходил» по столице в списках и только в 1966 году был опубликован в журнале «Москва».

Какие бы трудности ни выпадали на творческом пути Булгакова, он не пропал бесследно, как Мандельштам, не подвергался пыткам и не был расстрелян, как Бабель. Сталин относился к нему весьма благосклонно, пусть это и была благосклонность садиста, разрешившего удостоить писателя могилой на Новодевичьем кладбище. А в жизни гениального мистификатора и великого писателя спасительным кругом было творчество.

Источники

• Белозерская-Булгакова Л. Е. Воспоминания. М.: Художественная литература, 1990.
• Булгаков М. А. Письма // Собр. соч. в 5-ти томах. Т. 5. – М.: Художественная литература, 1990, с. 387-603.
• Булгаков М. А. Жизнеописание в документах // Собр. соч. в 8-ми томах. Т. 8. – СПб: Изд-во Азбука-классика, 2002.
• Булгаков М. А., рассказ «Морфий».
• Булгаков без глянца / Сост., вступ. ст. П. Фокина. – СПб.: Амфора, 2010.
• Булгаковы М. и Е. Дневник Мастера и Маргариты. – М.: Вагриус, 2004.
• Бурно М. Е. Приступообразная шизофрения // Независимый психиатрический журнал № 4, 1996, с. 20-21.
• Буянов М. И. Революция и психопатология. М.: Российское общество медиков-литераторов, 1996.
• Волков П. В. Разнообразие человеческих миров. (Руководство по профилактике душевных расстройств). – М.: Аграф, 2000.
• Иванюк Т. И. Творчество и личность. М.: Изд-во ТОР, 2006.
• Лакшин В. Я. Мир Михаила Булгакова // Булгаков М.А. Собр. соч. в 5 тт. Т. 1. – М.: Художественная литература, 1989.
• Паршин Л. К. Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова. – М.: Книжная палата, 1991.
• Петелин В. В. Жизнь Булгакова. Дописать раньше, чем умереть. – М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000.
• Фокин П. «Булгахтер» // Булгаков без глянца. – СПб.: Амфора, 2010, с. 7-14.
• Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2 изд. – М.: Книга, 1988.
• Эткинд А. М. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. – М.: Новое литературное обозрение, 2001.

Эпоха некроинфантилов

В 2003 году выходит статья поэта и филолога Данилы Давыдова «Мрачный детский взгляд: „переходная“ оптика в современной русской поэзии»: в ней была предпринята одна из первых попыток концептуального описания поэзии 1990-х годов

Важной ее чертой Давыдов называет некроинфантильность, мотивы которой возникают у очень многих авторов, дебютировавших в 1990-е годы: причем детство и смерть воспринимаются не только как точки биографии, но как состояния, в которые ввергает себя человек, отказывающийся взрослеть. Очевидно, что тут не обойтись без психоделической оптики, к которой обращается, например, Ирина Шостаковская (1978), в поэтических текстах которой мы сталкиваемся с опытом не-взросления, не-участия в делах мира, чья угрожающая механика переживается как способный навсегда расчеловечить кошмар, своего рода bad trip:

Впрочем, психоделический опыт для Шостаковской — лишь один из возможных, более-менее случайным образом переплетающийся с другими способами описания мира (от обывательского до возвышенного), которым находилось место в культурных метаморфозах 1990-х годов:

Параллельно с Ириной Шостаковской в Израиле писала Анна Горенко (Карпа) (1972–1999), в качестве псевдонима взявшая настоящую фамилию Анны Ахматовой. Тексты Горенко (порой неотделимые от ее повседневной жизни) оказались точным и пронзительным свидетельством о переходности как основополагающем свойстве жизни современного человека. Преодолевавшая границы между странами и жанрами, Горенко сделала состояние между жизнью и смертью одной из центральных своих тем:

В поэтических текстах Ярослава Могутина (1974), о котором мы уже говорили ранее, употребляемые с рекреационными или стимулирующими целями наркотики — это часть интернациональной гедонистической гей-субкультуры. Но Могутин, как и Брет Истон Эллис и Деннис Купер, находит внутри этой субкультуры элемент безудержного и бескомпромиссного насилия, направленного на создание идеального образа тела СуперМогутина, который мог бы вместить в себя весь космополитичный мир и разработать новейшую антропологию телесности, для которой не только гендерные, но и географические границы не имели бы значения.

В поэтических текстах другого живущего в США русского поэта, Василия Ломакина, воссоздается совсем другая вселенная, мир метафизической подворотни, в которой слой за слоем прогорают черным дымом исторические и культурные сюжеты:

Один из циклов Ломакина назван по названию вещества DXM — декстрометорфана — который во всем мире используется как противокашлевое средство, а в РФ введет в список наркотических веществ. Ломакин выстраивает мир величественной галлюцинации на тему Истории Государства Российского, по сути «ад русских теней», ни на секунду не отпускающих давно социализировавшегося в США человека:

Какие ошибки совершаю я, как жена наркомана?

1.Отрицаем тот факт, что алкоголик — это алкоголик. Мы сами надеется, что это не так, и вместе с ним закрываем глаза на реальность.
2.Употребляем наркотик с наркоманом или пьем вместе с алкоголиком в надежде установить более близкий контакт и таким образом потом решить проблему и на своем примере отговорить его от употребления. Но на деле наталкиваемся на вполне разумный довод: «Так ты же со мной вместе пьешь (употребляешь), какие претензии? И вообще — сама меня втянула, сама и виновата».
3.Закрываем глаза на очевидное и делаем вид, что ничего не происходит. В моменты неправильного поведения наркомана уходим из дома, к подругам, спим (пересыпаем) ситуацию, работаем, лишь бы не обращать внимания на наркомана. Отойдет, снова будет нормальным человеком, такая вот тщетная надежда. 
4.Оправдываем его выпивку/наркотики перед собой и окружающими теми причинами, которые надумал сам наркоман. Да, ему тяжело, вот и напился. Да, устал на работе, хватанул лишку. Да, стресс, да, проблемы, да, жизнь не складывается. Наша поддержка в такой ситуации — чистой воды потакание проблеме.
5.Пытаемся сохранять мир в доме всеми силами. «Он и так понимает, что пьет и ему и так тяжело. Буду ругать его — еще сильнее напьется, зачем мне это?» То есть мы сами боимся конфликтов, а если точнее — ответственности за свои поступки. Боимся быть собой и последствий. Нам проще все пустить на самотек, чем один раз поскандалить и устроить выволочку. Нам, возможно, неприятно, быть этакой хабалкой и вести себя некорректно. Да только от нашей корректности и «правильного» поведения все только ухудшается.
6.Не проговариваем свои чувства, претензии и обиды. И алкоголик попросту не понимает, что происходит. Вы молчите, значит, все в порядке. А у вас копится и происходит взрыв, и такой взрыв для наркомана становится полной неожиданностью. Выводы он делает вполне очевидные: «Истеричка! Нечего на нее даже внимания обращать, визжит себе чего-то». В итоге плохо всем. Все претензии нужно высказывать сразу, как только они появились. 
7.Преуменьшаем масштаб проблем. «Все еще не так плохо, у других вон и похлеще бывает», «По крайне мере он меня не бьет», «Нас уважают, ценят, он человек солидный, ну, а выпивает, так кто ж из нас без греха?»
8.Защищаем наркомана от последствий его поступков. Звоним на работу и выдумываем благовидную историю о том, почему он прогулял, даже если наркоман не просит, стараемся красиво вести себя, чтобы он выглядел хорошо, объясняемся с полицией, извиняемся за его провалы в социуме. Иными словами, тянем на себе воз его персональной ответственности, тем самым еще больше развязывая ему руки. Ему-то самому делать ничего не надо! Всегда есть заботливая жена, которая прикроет тылы. Достаточно сказать ей: «Я без тебя не смог бы!», — и она снова готова в бой, засучив рукава.
9.Обвиняем и читаем нотации. Алкоголик же только и делает, что упорно защищается от них, не принимает. Человек с очень здоровой психикой может адекватно воспринимать обвинения и фильтровать их, оценивая полезность. Наркоман же по умолчанию не здоров, критику, даже разумную, воспринимает, как агрессию, и только очень мягкие просьбы может услышать. 
10. Берем на себя всю ответственность. А наркоману этого и надо. Если жена и денег заработает, и еду купит, и проблемы решит, и детей умоет-причешет, в садик отведет, чего волноваться-то? Можно спокойно расслабиться, всегда есть ответственный.
11. Чувствуем себя опорой и главой семьи. И снова подрываем у алкоголика (наркомана)-мужчины веру в себя. Он начинает отрицать болезнь и не видит в упор, что является источником проблемы. Это опасно еще и потому, что помимо того, что мы внушаем больному ощущение защиты, еще и создаем иллюзию «мама услышит, мама придет, мама поможет, защитит и спасет». Это прекрасный повод жить, как жил, и не заботиться ни о чем, и не лечить наркоманию.
12. Пытаемся все отложить на потом. К врачу — не идем. Последний раз даю деньги на бутылку? Пусть этот раз будет завтра, а сегодня да пусть уже пьет, шут с ним. 
13.Пытаемся управлять алкоголиком, как ребенком. Решаем, как проведем вечер, куда пойдем, что ему носить. Пить ему или не пить на празднике, а если пить, то сколько. Реакцию алкоголика предсказать несложно: он все равно напьется, но еще и обозлится на вас за ваши попытки управлять им. 

ЛУЧШЕ ОТРЕЖЬТЕ МНЕ НОГУ!

«Боданье теленка с дубом» не могло не привести к неврозу. Супруга подтверждала: «У Михаила Афанасьевича плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества (монофобия). Думает – не обратиться ли к гипнозу… решил лечиться гипнозом от своих страхов». Невротическая симптоматика долго не оставляла писателя.

В июле 1934 года он писал Викентию Вересаеву: «…лечусь электричеством и водой от нервного расстройства… К началу весны я совершенно расхворался: начались бессонницы, слабость и, наконец, самое паскудное, что я когда-либо испытывал в жизни, страх одиночества, то есть, точнее говоря, боязнь оставаться одному. Такая гадость, что я предпочел бы, чтобы мне отрезали ногу! Ну, конечно, врачи, бромистый натрий и тому подобное. Улиц боюсь, писать не могу, люди утомляют или пугают, газет видеть не могу, хожу с Еленой Сергеевной под ручку… одному – смерть!»

Из дневника жены за тот же год: «После гипноза – у М. А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь – если бы он мог еще ходить один по улице». Постепенно лечение гипнозом у доктора С. М. Берга стало приносить свои плоды. Прошло два месяца, и увлеченный Булгаков начинает сам лечить гипнозом знакомых.

Есть не подтвержденное и явно преувеличенное предположение, что Булгаков «пил до беспамятства, до постоянных видений наяву и кошмаров ночью. От алкоголя отказали почки и наступила смерть». Показательно, что врачи долго не могли «распознать» болезнь, которой страдал писатель, пока он «сам не поставил себе диагноз». Речь, видимо, шла о гипертоническом нефросклерозе, который протекал с сильными головными болями и ухудшением зрения.

Результат

Итак, мы исследовали проблему наркомании на литературном материале в рамках рассказа М.Булгакова «Морфий» и пришли к следующим выводам. Жестокая человеческая драма открывается перед нами. Своим рассказом писатель хочет предостеречь сотни и тысячи тех, кто еще не стал наркоманом, показывает всю глубину этой пропасти, куда нетрудно попасть, но откуда уже практически нельзя выбраться. Булгакову веришь сразу и безоговорочно, ведь он врач, прекрасно понимающий то, о чем пишет, сам прошедший через это тяжелое испытание. Жаль только, что многие молодые люди не читали этого произведения, иначе не сделали бы первого рокового шага. Я думаю, что это произведение должно быть включено в обязательную школьную программу по литературе, чтобы остановить юные души, предостеречь их от роковой ошибки, за которую расплата — смерть. Что ждет наркомана — кошмар бытия в поисках дозы, слезы близких и ранняя смерть. Обо всем этом талантливо и убедительно предупреждает Михаил Афанасьевич Булгаков в «Морфии».

НЕНУЖНЫЙ МОНОКЛЬ

В конце сентября 1921 года молодой врач Михаил Булгаков приехал из Киева в Москву и начал писать фельетоны для столичных газет «Гудок», «Рабочий» и нескольких журналов. Но остроумные фельетоны не приносили морального удовлетворения. Он писал в своем дневнике через два года: «Я каждый день ухожу на службу в этот свой “Гудок” и убиваю в нем совершенно безнадежно свой день. Жизнь складывается так, что денег мало, живу я, как и всегда, выше моих скромных средств. Пьешь и ешь много и хорошо, но на покупки вещей не хватает. Без проклятого пойла – пива не обходится ни один день».

Может быть, неудовлетворенность возникала из-за того, что подобное творчество давалось Булгакову слишком легко? Писал Михаил Афанасьевич «залпом». Вот что он сам рассказывал по этому поводу: «Сочинение фельетона строк в семьдесят пять – сто отнимало у меня, включая сюда и курение и посвистывание, от восемнадцати до двадцати минут. Переписка его на машинке, включая сюда и хихиканье с машинисткой, – восемь минут. Словом, в полчаса все заканчивалось». Но мало кто знал, что в эти «легкие» годы были написаны повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце», «Зойкина квартира», началась работа над поразительным по психологической достоверности романом «Белая гвардия».

В 1924 году он познакомился с недавно вернувшейся из-за границы Любовью Евгеньевной Белозерской, которая стала его новой женой, расширив круг элитарных знакомств. С октября 1926 года во МХАТе с большим успехом пошла пьеса «Дни Турбиных». Современники отмечают, что «в Булгакове все – даже недоступные нам гипсотвердый, ослепительно свежий воротничок и тщательно повязанный галстук, немодный, но отлично сшитый костюм, выутюженные в складочку брюки, особенно форма обращения к собеседникам с подчеркиванием отмершего после революции окончания “с”, вроде “извольте-с” или “как вам угодно-с”, целованье ручек у дам и почти паркетная церемонность поклона, – решительно все выделяло его из нашей среды».

Последним штрихом к портрету является ненужный ему монокль. Пожалуй, только этот нюанс можно условно расценить как проявление патологической манерности, столь характерной для больных шизофренией. Но сам по себе он никак не определяет достоверность предполагаемого диагноза. В конце концов, у великих свои причуды.

Какие общие черты и цели у наркоманов?

1.Найти наркотики и продолжить употребление
2.Преодолеть все без исключения преграды ради наркотика.
3.Повторение поведенческих реакций (на научном языке — стереотипов). Найти, соврать, употребить, скрыть, украсть, продать, найти, соврать…
4.Наркоман — жертва своей болезни. Он не хочет, а делает. И при этом упивается своей беспомощностью, все валит на привычку, снимая ответственность с себя.
С каждым разом, все больше погружаясь в мир наркомании, человек постепенно деградирует, теряет человеческий облик, не может выражать свои чувства правильно. Его ядро души остается с ним, а вот болезнь стирает внешние человеческие проявления. 

Но если вы любите человека и ненавидеть его болезнь, вам придется научиться отличать их. Нельзя отдавать все время потребностям наркомании, пора разделить себя и свои потребности от потребностей своего мужа и постепенно обретать автономность. И только когда у вас появятся силы, вы сможете менять ситуации и РЕАЛЬНО помочь вашему мужчине.

Чем такое поведение грозит вам, жене наркомана или алкоголика?

Такая жизнь для алкоголика не пройдет без следа. И для вас тоже! Психосоматика вещь серьезная. То сердце заболит (скрытые обиды и непроговоренные эмоции, утопленная радость), то ноги отекут (нежелание двигаться дальше и страх менять жизнь), то голова болит (запрятанные в подсознание мысли, о которых неприятно думать), то давление (непомерный груз обязанностей) и так далее.
Мы не роботы и не вечны. И если мы так волнуемся о том, что будет с детьми, когда нас не станет, то ради их же здоровья и счастья надо подумать о своем здоровье и счастье.
Запомните! Никто не должен класть свою жизнь на алтарь ради выздоровления от алкоголизма другого человека. Вы это решаете сами, а вы спросили алкоголика, он вас вообще об этом просил?
Для того чтобы выбраться из своих стереотипов поведения, для начала научимся отличаться, где кончается личность алкоголика, а где начинается сама зависимость. Что наркоман делает под влиянием своих личных мыслей, а что под гнетом зависимости?

Лечение алкоголизма в клиниках и реабилитационных центрах http://centrreabilitacii.ru/program/tsentr-lecheniya-alkogolizma/

«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать»

Медики говорят, остаться здоровым в той жизни, которую прожил Булгаков, в принципе сложно. Две войны, голод, эпидемии тифа и холеры. Да и наследственность тяжелая — отец Булгакова умер от той же болезни и в том же возрасте, что и Михаил Афанасьевич. Однако братья и сестры писателя прожили долгие жизни.

Эксперты документального сериала «Клинический случай» на канале «Доктор» попробовали ответить на вопрос, почему Михаилу Булгакову не помогли лучшие врачи того времени и смогли бы современные врачи вылечить писателя.

Статья по теме

Роман с ведьмой. История любви Елены и Михаила Булгаковых

«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках», — сказал Булгаков жене в 1939 году. Елена Сергеевна просьбу выполнила. Писатель скончался дома, переживая страшные боли — даже прикосновения одежды и одеяла были мучительны. Диагноз — нефросклероз, прогрессирующее заболевание почек, осложненное артериальной гипертонией, то есть повышенным давлением.

Список литературы

1.Михаил Булгаков. Избранное. Москва. «Художественная литература». 1988. «Морфий», с. 415-442.

2.Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914-1940. — М., 1997. — 640 с.

3.Яблоко Е.В. Текст и подтекст в рассказах М. Булгакова )Записки юного врача). — Тверь, 2002. — 103 с.

4.Ю.В.Пакин «Диагностика и лечение наркомании: основы в популярном изложении», Киев, 2002. — 64 с.

5.Фролов С.С. Социология. Учебник. Для высших учебных заведений. М.: Наука, 1994 – 256 с.

6.Михаил Булгаков. Письма. — М.: Современник, 1989. — 574 с.

7.Борис Соколов. Булгаков. Энциклопедия. — М.: Алгоритм, 2003. — 608 с. — («Русские писатели»)

8.http://mediinfa.ru/diseases/m/morfinizm

9.http://yandex.ru/images/search?text=%D0%B1%D1%83%D0%BB%D0%B3%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2&stype=image&lr=973&noreask=1&source=wiz